Наташа лежала неподвижно, бездумно глядя на бледные лилии стенных обоев. Резкий звонок в коридоре заставил ее вздрогнуть.
- Ты лежи, лежи, я сама. - Елена Прохоровна пошла открывать дверь.
- Здравствуйте, - прямо с порога пробасил Алексей Северцев. - Я агитатор с избирательного участка.
- У нас же была девушка, - несколько удивленно проговорила Елена Прохоровна, жестом приглашая его пройти в комнату.
- Теперь назначили меня.
- Пожалуйста, присаживайтесь. Это моя дочь. Ей что-то нездоровится.
При виде больной Алексей несколько смутился и стал говорить тише.
- Я принес вам биографию кандидатов. Вы знаете, за кого мы будем голосовать?
- Нет. Нам еще не говорили, - точно оправдываясь, ответила Елена Прохоровна.
- О, голосовать мы будем за хороших людей.
- Интересно, очень интересно.
- Любуйтесь! - И Алексей развернул плакат. - Это знатная ткачиха Мария Шохина. А это начальник уголовного розыска старший лейтенант Николай Захаров.
- Захаров? Николай? Старший лейтенант? Позвольте, где же мои очки? - Елена Прохоровна засуетилась и никак не могла трясущимися пальцами вынуть очки из футляра.
Наташа, как пружина, соскочила с дивана и, бледная, подошла к Северцеву. С плаката, улыбаясь, на нее смотрел Николай.
- Наташа, это случайно…
- Нет, мама, это не случайно, это он. Читайте, здесь много написано.
Растерянность матери и дочери привела Алексея в недоумение.
- Простите за любопытство, он, случайно, вам не знаком?
- Да, знаком. И не случайно, - тихо ответила Наташа и направилась в свою комнату. - Вы меня простите, но я вас оставлю. Побеседуйте с мамой. Мне нездоровится.
- Пожалуйста, - виновато ответил Алексей. - Может быть, я не вовремя? - спросил он, когда дверь за Наташей закрылась.
- Нет, нет, молодой человек, вы присаживайтесь. - Плакат с портретом Николая Захарова дрожал в руках Елены Прохоровны. Она пыталась читать, но ничего не разбирала: буквы наскакивали одна на другую.
…Для Наташи за сегодняшний день это был третий удар. Только теперь перед ней раскрылась вся глубина ее заблуждений, ее ошибок. Воспоминание о том, как она три года назад настаивала и просила Николая бросить работу в милиции, обожгло позором.
- Как низко, как мелко все это было с моей стороны! - шептала она, уткнувшись в подушку. - Как я могла поверить в клевету Ленчика? Как мало я его любила, когда он был простым сержантом. Не понимала, не ценила. А теперь? Что подумает он, если я приду к нему? Нет, нет! Ни за что!
Наташа дала себе клятву никогда больше не видеть Николая.
А когда под вечер пришел Ленчик, она молча протянула ему три билета в Большой театр и также молча показала на порог. По выражению ее лица Ленчик понял все. И эта его авантюра провалилась.
К ужину Наташа не поднялась. Не встала она и к завтраку. Участковый врач, молодая женщина с румяными щеками, прежде чем осмотреть больную, долго разговаривала с матерью. Острое нервное расстройство - поставила она диагноз.
- Но почему же у нее такие сильные головные боли? - спросила Елена Прохоровна.
Врач в ответ только пожала плечами. Больной был предписан трехдневный постельный режим.
В конце июня был сдан последний экзамен, и можно было ехать домой на каникулы, но комсомольское бюро факультета задержало Северцева на время предвыборной кампании. За работу на избирательном участке агитаторам на сентябрь были обещаны путевки в университетский дом отдыха в Красновидово.
В числе оставшихся агитаторов была и Лариса. Втайне Алексей радовался, что наконец-то он найдет возможность хоть раз поговорить с ней по душам. С этой тайной надеждой он и зашел на факультет. Лариса должна была сегодня дежурить.
Чуть приоткрыв дверь аудитории, где размещался агитпункт, Алексей увидел Ларису. Она сидела перед избирателем, солидным мужчиной средних лет, и что-то рассказывала. Бросив взгляд на скрипнувшую дверь, она заметила Алексея и опустила глаза. Голос ее внезапно дрогнул, через минуту она совсем замолкла. Так молча, с опущенными глазами, вся пунцовая, она продолжала сидеть перед недоумевающим от такой ее перемены избирателем.
Алексей, точно назло, продолжал подсматривать в дверь. "Ведь любишь же, - восторженно подумал он. - Раз так вспыхнула и растерялась, значит, любишь".
Но того, что случилось в следующую секунду, Алексей никак не ожидал. Быстро встав из-за стола, Лариса почти подбежала к двери и залпом выпалила:
- Подсматривать в щелки, между прочим, ваша старая болезнь! - И так хлопнула дверью, что Алексей опешил.
"Да, в первую встречу было то же. Но тогда ведь я не подсматривал. Вот и объяснился, объяснился до конца". Алексей отошел от двери. Он знал, что к Ларисе сейчас лучше не подходить.
По обрывкам разговора студентов, которые толпились у стенной газеты "Избиратель", Алексей догадался: они ждут Ларису, чтобы поехать за город. Значит, поговорить снова не дадут. Он вышел на улицу.
"Подсматривать в щелки - это ваша старая болезнь…" Что может быть обиднее и оскорбительнее!
Проходя по Моховой, среди нескончаемого пестрого потока встречных Алексей заметил счастливую пару. В коротеньком платьице, цвета подсолнечных лепестков, разбросанных в корзине с вишней, с большим букетом, который она прижала к груди, Нина Ткач со своей белозубой улыбкой и небесно-синими глазами походила на живой букет полевых цветов. Рядом с ней шел высокий, загорелый молодой человек. Он поддерживал ее под руку и застенчиво улыбался. Это был венгр Янош, студент филологического факультета. Поравнявшись с ними, Алексей поздоровался, но его не заметили. До него ли им сейчас? Алексей с тоской посмотрел вслед счастливой паре. "Люди разных стран находят общий язык, любят друг друга, а тут вот…"